Книга Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков

Вот такого неспокойного за ушедших в сияющую ночь товарищей и подчиненных и застал командира Донсков.

– Товарищ командир эскадрильи, разрешите доложить: прибыл из краткосрочного отпуска!

– О-о-о, здравствуй, Владимир Максимович!.. Какой там краткосрочный, ты же полтора месяца носа не казал! Я уж соскучился!

– Так вы прямо из города меня отпустили.

– Привез?

– Всех! – Жена ужин готовит, а ребятишки спят. Надеюсь, не откажете повечерять с нами. Пока мы на квартире у Батурина. Кстати, где он? Улетел?

– Так точно! Улетел. С Луговой. Только поездом улетели молодые. Погреться на юг. Второй, льготный отпуск используют.

– Ну!

– Вот тебе и ну! Новостей куча, в основном приятные… Рация?! – зычно прокричал Комаров в селектор. – Как связь? Не будьте ремесленниками, попросите военных помочь!

– Уже не надо! – раздался в динамике веселый голосок. – Дыхнул кто-то из наших ребят, и мы разобрали – у них все в ажуре!

Комаров заулыбался, ласково погладил свою длинную бороду:

– Скажут тоже – «дыхнул»! И откуда такие выражения берут? А точные. Дыхнул – значит, живет, а, Максимыч? Знаешь, на задании кто? Руссов!

Командир впервые так, только по отчеству, назвал замполита, и тому стало приятно. Почему-то вспомнился первый разговор по приезде в ОСА.

– Да ты садись, присаживайся вон в то кожаное кресло, – гордо окидывая взглядом шикарную мебель в кабинете, предложил Комаров.

– И фифочка в передней для административного куража?

– Секретарша, дорогой! Не придирайся – положена по штату. Правда, я тут семейственность маленькую развел. Ворчать не будешь?

– Нарушаете?

– Ага. Технический секретарь Зоя – невеста Павлика.

– От души поздравляю вашего сына. Он здоров?

– Как бык!.. Вот посмотри, в каких условиях я теперь работаю. – Комаров погладил синенькую кнопку на столе, подмигнул Донскову и решительно утопил кнопку пальцем.

Дверь кабинета открылась почти мгновенно, и на пороге возникла Зоя, пухленькая, быстроглазая.

– Я слушаю, Михаил Михайлович!

– Гм… Чаю и бутерброды.

– Есть!

– Погоди… и это… ну, понимаешь?

– Не положено!

– Уволю!

– Есть!

– Как Богунец, отвечает! Юбочка для невесты не коротка? – пошутил Донсков после ухода Зои.

– Она еще девчачьи донашивает. Богунец теперь командир нового звена.

– Тоже новость. Не рано?

– В самый раз. Когда Николай с Наташей уехали, он потускнел. Серьезным стал. От Руссова ни на шаг.

– То есть переменился к лучшему.

– А я никогда не взвешивал чьи-либо качества на точных весах. Это невозможно. Мы все – просто люди. Доверие…

– Такое, например, как было у нас к Ожникову.

Комаров не среагировал на выпад и продолжал свою мысль:

– Доверие, Максимыч, нужно каждому. Даже хронического лентяя доверие может встряхнуть. Помнишь, что сказал Богунец на дне рождения Батурина: «Один за уйму дел – вдруг сел, другой – взлетел. Что лучше, выбирайте, детки: земля с высот иль небо в клетку?» Дай человеку взлететь и посмотри, сможет ли улететь далеко…

– Спорная позиция, командир. Ожникова в кривой полет выпустили, наверное, именно с такого трамплина.

Зоя на подносике принесла чай и бутерброды. Рядом с горячими стаканами стояла рюмочка коньяка. Она поставила рюмку перед Донсковым-Комаров вопросительно посмотрел на секретаршу и хотел что-то сказать, но она, изящно изогнув тонкую руку в кисти, как бы прикрыла ему рот:

– Не положено!

– Ты знаешь, что я тебе скажу…

– А я передам врачу!

– Во! Испугала!.. Ладно, выметайся!

– Есть!

– Какая исполнительная секретарша! – округлил глаза Донсков и, демонстративно причмокивая, потянул из рюмки коньяк.

– Я еще с ней поговорю! – проворчал Комаров. – Печень у меня зашалила, понимаешь!.. Кстати, мы об Ожникове заговорили. Виделся я с ним у следователя. За спасение от зубов росомахи он почему-то ненавидит тебя люто! Странно! Правда, здесь, – Комаров дотронулся до лба, – у него не все на месте. Врачи говорят, надолго. Тихое…

– Сам себя сожрал. С юности начал…

– Вы, оказывается, давно знакомы с ним.

– Вечность! Помните, я рассказывал, как Ожников твердил в лесу: «Ты не узнал меня, Донсков. Ты не узнал меня…» Понял его бред, когда личное дело полистал, фотографии его ранние посмотрел и бритым в больнице увидел. Даже фамилию переделал, жук! В сорок третьем он отирался на складе запасных частей Саратовской планерной школы и назывался Фимой Мессиожником.

– А ты знаешь, что он прятал в кладовке?»

– Слышал.

– Такое видеть надо! Уникальные произведения искусства, старинные вещи. Эксперты говорят на несколько миллионов!.. Вот он и сидел как на раскаленных углях: узнаешь ты его – не узнаешь?

– Мог бы уехать.

– Писал заявление об увольнении, через неделю забрал его обратно. Может быть, уже тогда решил отправить тебя в мир иной?

– Он мог и умел бороться за себя. Из маленького слюнтяя Фимы вырос бульдог с мертвой хваткой.

– Хватка, да! На себе испытал, – покачал головой Комаров.

– И действовал нагло, смело.

– Что ты! Не раз убеждался в его трусости, особенно физической. Однажды порезал палец, так ныл дня четыре, боясь заражения крови. Врача из терпения вывел.

– Недооцениваем таких, как он, Михаил Михайлович. К сожалению, не только мы с вами., – усомнился Донсков.

– Один взгляд на сокровища мог быть для него сильнейшим возбудителем. Ох, как грязно все это, Максимыч!

– Эксперты уверяют, что многие из мессиожниковских сокровищ далеко не высшего класса, особенно приобретенные им в последнее время.

Секретарша просунула голову в дверь:

– Михаил Михайлович, к вам просится женщина. Я ей сказала, что сегодня не приемный день.

– Кто такая, по какому вопросу? – нетерпеливо спросил Комаров.

Зоя заглянула в маленький блокнотик:

– Лехнова… Галина Терентьевна.

– Галина? Нашлась! – воскликнул Донсков и порывисто встал.

Зоя, округлив глаза, с удивлением смотрела на своего начальника. Его длинноносое скуластое лицо медленно меняло цвет от мучнисто-белого до ярко-розового. Рука, энергично вытянутая к двери, застыла. Наконец пальцы ее начали шевелиться, и по их движению Зоя поняла: «Зови, зови». Она поспешно юркнула за дверь, и тотчас же ее любопытное круглое личико высунулось из-за плеча входившей в кабинет Лехновой.